митрополит Минский и Слуцкий Филарет

Церковная миссия русской эмиграции

Тема моего выступления—историческое значение церковной миссии послереволюционной русской эмиграции.*

На первый взгляд может показаться, что это слишком разные явления—церковная миссия и эмиграция, которая к тому же была вынужденной.

Церковная миссия предполагает целенаправленную и активную проповедь христианской веры, согласно заповеди Спасителя, данной апостолам: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк. 16, 15). А эмиграция из России после революции 1917 года была насильственным изгнанием или просто бегством множества людей от новой власти.

Цель церковной миссии—утверждение христианства там, где господствует язычество или нехристианские религии. Русские же эмигранты в основном обретали убежище и новое место для жизни и деятельности в Европе и Америке, то есть в христианских странах.

Кроме того, среди русских эмигрантов были люди разных убеждений, в том числе (и) далекие от Церкви или даже враждебные ей.

Как же можно связать церковную миссию и вынужденный исход из своего Отечества сотен тысяч русских в первой половине XX века?

Во-первых, нужно обратить внимание на одно из следствий эмиграции. Оторванный от Родины беженец, человек, оказавшийся в ином, порою чуждом культурном окружении, нередко (часто) чувствует себя изгоем и, как правило, переживает ностальгию. Но не все эмигранты всецело предаются этому переживанию. Тоска по Родине нередко заставляет человека обратиться сначала к «вере отцов», а затем и к самому существу этой веры. Для таких людей изгнанничество становится импульсом для интенсивного духовного поиска и обретения «единого на потребу».

Подобное духовное движение происходило и в среде русских эмигрантов, многие из которых именно в изгнании заново открыли для себя Церковь и стали ее сознательными, а порой и весьма активными членами.

Это стало возможным прежде всего потому, что волею исторических обстоятельств,—а лучше сказать, Промыслом Божиим—в эмиграции оказалась целая плеяда выдающихся русских религиозных мыслителей, богословов, философов, православных ученых и церковных деятелей.

Они были представителями той части русской интеллектуальной элиты, которая еще в России предвидела пагубность революции, ее причин и следствий. А позднее именно они поставили вопрос о духовном смысле совершившегося в России переворота. Иначе говоря, в их устах речь шла не о политическом перевороте, а о наступлении и временной победе воинствующего безбожия.

Интенсивные религиозно-философские и духовные поиски в России в начале XX века привели многих влиятельных русских интеллектуалов к Церкви. Это движение продолжилось и даже усилилось в среде русской эмиграции, где богословские и церковно-практические вопросы имели не менее важное значение, чем вопросы политические и национально-культурные.

Так возник особый феномен—феномен русской церковной эмиграции.

Что стоит за этими словами и означают ли они, что «Церковь эмигрировала»?

Для некоторых эмигрантов это было именно так: они создавали «зарубежную русскую Церковь». Но для других, с более глубоким богословским сознанием, изгнание людей из России не означало изгнания оттуда Церкви. Напротив, они осознали, что в любом месте, там, где собирается христианская община и совершается Евхаристия, присутствует Церковь Христова и возможна полнота церковного опыта.

Именно такое понимание и переживание Церкви было чрезвычайно важным в богословском отношении: церковность не как этнорелигиозная принадлежность, то есть верность унаследованному от отцов вероисповеданию, но как верность Самому Христу.

При таком понимании русское рассеяние—диаспора—было осмыслено церковными людьми в библейском смысле, то есть как призвание свидетельствовать о своей вере и церковном опыте. Так, апостол Иаков обращается в своем послании к «двенадцати коленам, находящимся в рассеянии» (Иак. 1, 1), а апостол Петр—к «пришельцам, рассеянным» в разных областях древнего Востока, «избранным по предведению Бога Отца» (1 Петр. 1, 1).

И потому русские богословы-эмигранты столь часто цитировали древний христианский памятник—Послание к Диогнету. В нем говорится, что христиане и в своем отечестве живут как пришельцы, и «имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество—чужая страна» (Послание к Диогнету, 5).

Иначе говоря, те русские эмигранты, которые в изгнании посвятили себя служению Церкви,—священники и миряне, богословы и церковные деятели,—переосмыслили свое изгнанничество и поняли его как духовное служение, то есть как церковную миссию.

О какой миссии в данном случае можно говорить?

Конечно, не о христианской проповеди людям, не просвещенным Евангельским словом.

Церковная миссия русской эмиграции заключается, прежде всего, в том, что в условиях изгнанничества был продолжен процесс нового открытия православной традиции для творческой интеллигенции, для образованных слоев и большого числа русских беженцев. Это было особенно важно потому, что послереволюционная русская эмиграция представляла собой не просто разрозненные группы людей, бежавших от большевиков. Эмиграция была своего рода инобытием старой России в изгнании. И Русская Церковь, в разных формах продолжившая свое существование за рубежом, была призвана сохранить и реализовать в условиях свободы религиозные силы Православной Руси, не дать угаснуть пламени веры и благочестия, развить энергию богословского и церковно-научного делания.

Продолжение русской православной традиции в зарубежье—в богословской мысли и полноценной церковной жизни—было чрезвычайно важным служением в то время, когда эта традиция была насильственно прервана на Родине. Ибо Церковь в России, в эпоху жесточайших гонений новых язычников, свидетельствовала о своей вере и верности Христу прежде всего мученичеством и исповедничеством священников и мирян. А за пределами тюрем и лагерей шла борьба за то, чтобы не прервалась богослужебная жизнь и совершение таинств.

Лучшие представители русской церковной эмиграции сохранили двойную верность: верность Христу, Который не только всегда (ср. Евр. 13, 8), но и везде Тот же; и верность русской церковной традиции, которая никогда не была узко национальной, но проявляла открытость к иным культурам, поскольку стремилась выражать всечеловеческую и вселенскую Истину христианства.

Думаю, что именно эта двойная верность стала причиной того, что церковная миссия русской эмиграции вышла за пределы собственно эмигрантской среды.

Hе буду останавливаться на том влиянии, которое русские богословы-эмигранты (например, связанные с парижским Свято-Сергиевским богословским институтом), а также русские церковные организации (например, Русское студенческое христианское движение) оказали на богословие и жизнь других Православных Церквей.

В контексте нашей конференции мы должны уделить внимание прежде всего событию встречи православного богословия в лице представителей русской эмиграции с богословием западным.

Встреча—это проявление взаимности; это событие, объединяющее встречающихся без поглощения одного участника встречи другим. Именно такой была богословская встреча Востока и Запада.

Применительно к этой встрече миссия русской эмиграции заключалась в том, что ее представители по существу открыли западно-христианскому миру восточное Православие. Важно то, что они открыли Православие как живую, современную церковную традицию. Книжную традицию западные христианские ученые, конечно, хорошо знали.

Здесь можно вспомнить свидетельство, которое приводит в своей книге о преподобном старце Силуане Афонском о. Софроний (Сахаров): приезжает немецкий ученый-патролог на Святую Гору и встречает там русских монахов, которые опытно знают то, о чем писали древние Отцы…

Православие, о котором на Западе свидетельствовали русские богословы-эмигранты, было не дополнительной «информацией» об архаических верованиях и обрядах «восточных народов». Это было свидетельство о Церкви, причем на весьма высоком интеллектуальном, а также опытно-духовном уровне.

Почему русские богословы смогли это сделать?

Не только потому, что они были вполне европейцами по своей культурной формации. Ведь Россия в начале XX века была включена в европейскую жизнь и даже влияла на нее в разных областях, кроме религиозной. Культурная элита России в то время слишком плохо знала и понимала Православие, его внутренние силы и культурное значение.

В эмиграции эта ситуация изменилась. Состоялась свободная богословская встреча западного и восточного христианства—встреча лицом к лицу. Она была свободной именно потому, что представители Русской Церкви в изгнании выступали не от лица беженцев и не от лица «схизматиков», но от имени Христовой Церкви.

Но в то же время, и это надо подчеркнуть, встреча состоялась потому, что представители западных исповеданий—и католики, и протестанты—приняли русских православных не как изгоев, а как свидетелей церковной мысли и опыта Востока. Без этого христианского гостеприимства была бы невозможна богословская встреча Востока и Запада.

Если обратиться к нынешней ситуации, то надо признать: христианский экуменизм, как он понимался в минувшем веке, переживает кризис. Анализ причин этого кризиса не входит в задачу нашей конференции. Но, говоря сегодня о значении русской церковной эмиграции в установлении и развитии межхристианских связей, мы должны со всей определенностью сказать: это значение было исключительно важным. И то, что сделали русские богословы и церковные деятели, о которых мы вспоминаем, является основанием нашего нынешнего и будущего взаимодействия.

Необходимо также отметить, что без опыта межхристианского взаимодействия, который накопили «старые» русские эмигранты, не состоялся бы и тот экуменический диалог, который имел место в 1960-е годы и позднее между представителями Московского Патриархата, с одной стороны, и западного христианства, с другой. В то время, несмотря на все внешние ограничения, мы всегда ощущали связь с русским церковным зарубежьем и высоко оценивали его православное свидетельство на Западе.

В эпоху «старой русской эмиграции» христиане разных традиций вступили в диалог друг с другом. Они обнаружили много общего, но также осознали тот факт, что принадлежат к разным мирам. Единое Евангелие Господа нашего Иисуса Христа и общая история первого тысячелетия христианской эры не смогли стать достаточным основанием для церковного воссоединения. Вопрос о том, почему это воссоединение не произошло, требует своего ответа.

Вопросу об экуменизме на нашей конференции будет посвящен отдельный доклад.

Хотел бы, со своей стороны, обратить ваше внимание на то, что встреча христианского Востока и Запада—как в прошлом, так и в настоящем—имеет два аспекта.

Во-первых, это богословская встреча, то есть плодотворный диалог христианских мыслителей, которые размышляют о природе Церкви и ее путях в современном мире, обращаясь при этом к апостольскому и святоотеческому Преданию. Именно на этой основе происходило в минувшем веке и может происходить сегодня богословское взаимообщение восточно-православной и западно-католической церковных традиций. Это плодотворный путь.

Но есть и другая сфера сотрудничества, а именно сфера общественной миссии Церкви.

Одна из главных проблем, которой уделяли пристальное внимание русские богословы-эмигранты, это стремительная секуляризация современной культуры. Размышляя о путях христианской культуры, они видели свой долг в том, чтобы противостоять этому процессу. Об этом тоже будет говориться на конференции.

Эта проблема еще более актуальна сегодня. Мы все знаем, с каким трудом шло обсуждение преамбулы Европейской конституции, в которой говорится об общих корнях Европы. Несмотря на единодушное мнение многих христианских Церквей, прежде всего Католической и Православной, в текст Конституции не вошло упоминание об общеевропейском христианском наследии. Это свидетельствует о том, сколь сильны в Европейском сообществе секулярные традиции.

В этой ситуации насущно необходима консолидация христианского мира. Но не в смысле той «конвергенции», о которой зачастую шла речь в ходе экуменической дискуссии прошлого века, а в смысле утверждения общих христианских ценностей в современном мире. В том мире, который, с одной стороны, является секулярным, а с другой, все больше испытывает новые религиозные влияния. А поэтому сегодня вопрос о христианском единстве и межцерковном взаимодействии—это и вопрос о том, как христианство будет присутствовать и действовать в новейших культурно-исторических условиях.

Поэтому нам нужно продолжить взаимное осмысление истории Церкви и христианского богословия на Востоке и на Западе.

В ходе конференции мы обсудим различные направления богословского взаимодействия и диалога представителей Русской Православной Церкви в изгнании и западных христианских мыслителей, их взаимные влияния и пересечения мысли.

Что это за направления?

Прежде всего, это практически параллельное богословское движение, получившее наименование возвращения к Отцам. Признавая выдающиеся заслуги западных патрологов, русские богословы активно включились в этот процесс, предлагая свою интерпретацию патристического наследия изнутри православной традиции. Достаточно вспомнить имена протоиерея Георгия Флоровского и Владимира Лосского, архимандрита Киприана (Керна) и Павла Евдокимова, позднее о. Иоанна Мейендорфа. Многие их работы были написаны на европейских языках.

Не менее важным в условиях секуляризации культуры было продолжение традиций русской религиозной философии. У многих мыслителей-эмигрантов религиозно-философский подход к исследованию бытийных основ мира и человека, к анализу культуры, искусства и политики все больше приближался к подходу богословскому. Развивались такие направления, как «богословие мира» (имеется в виду мир-космос), «богословие культуры». Здесь нужно назвать имена протоиерея Сергия Булгакова и протоиерея Василия Зеньковского, Семена Франка и Федора Степуна, Бориса Вышеславцева и Георгия Федотова, а также, конечно, Николая Бердяева, который сделал очень много для христианского осмысления всего круга проблем современной жизни.

В собственно богословском плане весьма важной была дискуссия о так называемой евхаристической экклезиологии о. Николая Афанасьева, которая развернулась между православными и католическими богословами. Русские богословы включились как участники в процесс литургического возрождения, который имел целью заново осмыслить христианское богослужение, его место в жизни Церкви. Уместно вспомнить «литургические недели», регулярно проводимые в Свято-Сергиевском институте, в которых принимали участие ученые разных конфессий. Выдающимся достижением в этой области стало литургическое богословие о. Александра Шмемана, несомненно, имеющее экуменическое значение.

О том, как эти авторы пересекались в своем мышлении с представителями западной христианской мысли, мы ожидаем услышать от наших докладчиков.

И, конечно, нужно сказать о таком направлении, которое можно назвать аскетическим богословием и богословием молитвы. Достаточно назвать уже упоминавшееся имя о. Софрония (Сахарова), который не только раскрыл западно-христианскому миру современный опыт православного подвижничества в лице преподобного Силуана, но и сам явил образ современного подвижника. Сегодня Общество св. Силуана объединяет представителей разных конфессий.

Образ современного христианского миссионера на Западе, укорененного в русской православной традиции, но открытого миру, явил нам блаженнопочивший митрополит Сурожский Антоний. Его жизнь и деятельность—это один из самых ярких примеров плодотворного служения своей Церкви и христианству в целом, самоотверженного служения Господу Иисусу Христу.

Особой «главой» истории встречи русских православных эмигрантов и западного христианства был опыт общения с англиканами, и об этом опыте мы также сегодня услышим.

Уважаемые участники настоящей конференции!

Опыт русской эмиграции оказался весьма плодотворным для Церкви в России. В некоторых сферах, например, в межхристианских связях и в богословском образовании, этот опыт был востребован и в годы, когда нас разделяли известные политические обстоятельства. За последние же 15 лет наследие русской эмиграции было усвоено гораздо полнее и глубже, хотя и критически, став важным элементом русской церковной жизни и церковного сознания. Это, однако, не означает, что труды по освоению богословского наследия русской эмиграции завершены.

Одним из путей его творческого восприятия является научное взаимодействие и сотрудничество с богословием западного христианства. В этом направлении довольно активно работает сегодня возглавляемая мною Синодальная Богословская комиссия Русской Православной Церкви. Так, Комиссия совместно с Фондом «Христианская Россия» инициировала научно-издательский проект, цель которого—изучение богословского наследия XX века и публикация на русском языке наиболее значимых трудов богословов ушедшего столетия. Данный проект предполагает творческое развитие в нынешних условиях опыта и традиции той живой встречи богословия Запада и Востока, начало которой положили представители русской эмиграции.

---

* Доклад на международной конференции «Православное богословие и запад в ХХ веке: история встречи».